Педантичная Сова // Вечно ты, Федор, куда-то вступаешь...(с)
Название: Новый мост.
Персонажи: Фрой Тидолл, Лулу Белль
Рейтинг: G
Дисклеймер: все Хошино Кацуре
Предупреждение: предканон, скорее всего AU
От автора: спасибо missgreed за то, что текст был написан и написан так, как есть) И спасибо Sonata7 за стихотворение в эпиграф.
читать дальше
Кто и когда сказал, что художник должен быть голодным? Фрой Тидолл категорически был с ним не согласен. Попробовали бы работать на голодный желудок - тогда хорошо выходят натюрморты и ничего больше. Тидоллу же хотелось видеть еду не только на столе перед мольбертом, но и обонять ее, и ощущать во рту вкус, а в желудке приятную тяжесть. Он упорно искал заказчиков, как и всякий начинающий живописец не гнушаясь даже портретами левреток и пуделей, но грезил о том дне, когда ему не пришлось бы заботиться о хлебе насущном. Нет, не дам с тройными подбородками хотел Фрой рисовать, и не стены в богатых домах толстыми пастушками расписывать. Он мечтал посвятить себя настоящему искусству.
Но конкуренция в Париже была такова, что приходилось хвататься за любой заработок. В свободное время, которого было, пожалуй, даже слишком много, Тидолл рисовал для души. У него уже скопилось такое количество готовых картин с пейзажами и портретами случайных людей, что они грозились выжить его из угла, который Тидолл снимал у знакомого музыканта. Поляк Франтишек был таким же ярым служителем своей музы, как и сам Фрой, поэтому молодому художнику часто приходилось бежать из своей маленькой комнаты, спасаясь от благозвучных, но слишком уж навязчивых созвучий. Он говорил себе, что свежий воздух и солнечный свет полезен для здоровья. Гуляя по Елисейским полям, или вдоль Сены, поднимаясь на Монмартр, Фрой наблюдал за людьми. Он привычно отбирал для себя характеры и типажи, и иногда даже останавливаясь и что-то наскоро набрасывая углем на бумаге, которую всегда носил с собой; сцены городской жизни, шаржи, характерные портреты, просто зарисовки - все, что захочется. Свободный художник собирает чужие маленькие жизни. Забавная вещь, представляя себя состоявшимся и именитым художником, Фрой уже заранее сожалел об этом времени, когда никому и ничего он не был должен. Только самому себе – завтрак, обед и ужин, - и знакомой кошке из сада прелестной парижаночки за углом островерхого дома его польского друга. Мысли были не новы и приходили тогда, когда в кармане оставалось не так уж много денег, правда в этот раз жизнь не казалась совсем безрадостной. В Париже была весна.
Удивительно, как смена времен года меняет облик города и горожан. Почти пару месяцев назад зимний Париж представлял собой весьма унылое зрелище. Серый, белый и черный. Эти цвета надоели настолько, что глаз радовался любому яркому пятну расцвеченной витрины магазина и театральных афиш. Но вот Париж весенний – совсем другое дело! Он не надоедал никогда. Он был как сама весна: легкий, наполненный запахами, звуками, легким шепотом и ожиданием чего-то невероятно прекрасного, солнечным и постоянно меняющимся. Париж весной расцветал. Уличные музыканты выползли из своих зимних квартир, а многие и из-за парт консерватории, пользуясь благодушным и щедрым настроением парижан. Уличные торговцы, словно очнувшись ото сна, соревновались друг с другом в остроумии и красноречии, расхваливая товар. Студенты, самый бедный и самый свободный народ, обосновались в парках и на набережной, громко обсуждая все на свете, в то время, как в полутемных лекционных залах оставались преподаватели и те, кто не признавал законов веселой жизни. Да и сами парижане удивительно менялись, особенно женщины. Они дарили улыбки даже незнакомым мужчинам, вертели в тонких пальцах первые цветы и белые цветущие веточки, прикрепляли их на шляпки и шли, окутанные ароматом весны, являя собой ее полное воплощение. В этот период Тидолл был готов работать, не покладая угля и кисти, и совершенно бесплатно. Денег в его кармане хватило бы на пару обедов и пару бутылок не самого плохого вина, а, может, даже на маленький букетик фиалок, поэтому жизнь все еще была прекрасна и удивительна.
Солнце понемногу клонилось к закату, делая свет плотным и золотым. По мощеным улицам грохотали повозки, людская толпа шумела и плавно текла по городским улицам. Фрой не спеша дошел до любимого маленького кафе "Brioche dorée", расположенного неподалеку от Нового Моста, на пересечении набережной Конти и улицы Генего. Хозяин кафе обновил вывеску и уже неделю как вынес плетеные кресла и столики с накрахмаленными белыми салфетками на улицу под расцветающие деревья, заботливо выращенные хозяином. Месье Дюран был родом из деревни. Фрой не имел понятия, какие обстоятельства вынудили его покинуть родную ферму в Нормандии, но знал из долгих задушевных разговоров за бокалом коньяка, что тот скучает по своим садам. Из распахнутых окон и двери заманчиво пахло кофе и свежей выпечкой. Мадам Дюран пекла прекрасные булочки, лучшие на всем левом берегу Сены. Фрой для начала заказал чай и несколько пирожков. Он пока не торопился уходить. Дома сочинял музыкальную партию сосед, осчастливленный явлением музы, планов на вечер так и не нашлось, поэтому Фрой достал бумагу и уголь и принялся рассматривать посетителей на предмет присутствия интересных лиц и типажей. По набережной неторопливо прогуливались люди, и его внимание привлекла молодая женщина, уже некоторое время бесцельно гуляющая от моста до конца квартала и обратно. Опытный глаз художника мгновенно выделил из толпы почти идеально правильные черты лица, пропорциональную и очень женственную фигуру. Девушка была не просто хороша, она была действительно красива. Ее длинные светлые, чудесного солнечного оттенка волосы были перевязаны красной лентой, на голове маленькая шляпка с букетиком бумажных цветов. Она была одета в легкое короткое бордовое пальто с медными пуговицами и высоким воротником и коричневое платье, руки в тонких кожаных перчатках крепко сжимали маленькую сумочку. На вид ей было немногим больше двадцати лет. Она шла, словно не замечая проходящих мимо людей, те сами огибали ее. И двигалась немного странно: медленно и плавно, держа спину и голову неестественно прямо. Иногда он заходила на мост и проводила там некоторое время, а потом снова спускалась на набережную. Фрой понаблюдал за ней некоторое время, потом все же встал, положил папку с зарисовками на стол, не забыв прикрыть от любопытных глаз, и быстрым шагом направился вслед за девушкой. Нагнал он ее уже на мосту, где она остановилась полюбоваться на реку, но слишком уж сильно перегнулась через парапет, словно пытаясь рассмотреть что-то в глубине реки или увидеть свое отражение в воде.
- Добрый вечер, мадмуазель, - поприветствовал он. Девушка медленно выпрямилась и повернулась к нему. Вблизи она казалась еще более красивой, но выглядела больной: бледная кожа, сухие блеклые губы и зрачки неестественно узкие. Первое, что мог предположить Фрой, - она принимает опиум. Не такая уж редкость среди молодых и красивых девушек, имеющих привычку прогуливаться по улицам в одиночку.
- Мадмуазель, меня зовут Фрой Тидолл, - представился он, но в ответ получил равнодушный взгляд. Его или не услышали или не поняли, но в любом случае мадмуазель нуждалась в помощи.
- Вам помочь? - продолжил он, говоря простыми фразами и достаточно четко, потому что его южный акцент при быстрой речи не всегда был понятен собеседнику.
В темных глазах промелькнуло что-то наподобие понимания.
- Нет, - последовал отказ. Голос у нее был приятный, низкий и грудной.
Тидолл задумался, достал из внутреннего кармана очки.
– Я художник, рисую портреты, - то, что портреты в основном животных, он уточнять не стал. - У вас очень интересное лицо, не могли бы вы уделить мне хотя бы час вашего драгоценного времени?
- Я не вижу у вас бумаги, - к его немалому удивлению, девушка все еще могла осмысливать действительность.
- Оставил в кафе, - Фрой махнул рукой в сторону цветущих деревьев, и отпустил ее. - Как вас зовут?
- Луиза*, - отозвалась она.
Вернувшись в "Brioche dorée", Фрой заказал чай для девушки, а сам достал чистый лист и уголь, действительно собираясь рисовать. Правильные, красивые лица рисовать просто, гораздо сложнее придать им выражение. В действительности Фрой, когда учился в Академии, избрал своей специализацией пейзаж, а не портрет, поэтому иногда ему было сложно правильно передать нужное настроение на рисунке. Разговор никогда не мешал работе, поэтому он старательно вспоминал услышанные от друзей или прочитанные в журналах забавные истории и случаи из жизни. Луиза в беседе почти не участвовала, коротко отвечая на вопросы, если они были. Она допивала вторую чашку чая, но от пирожного отказалась, зато одобрила ароматный кальвадос. Казалось, постепенно она оживала, но все чаще прикасалась тонкими пальцами к вискам.
- Вам нехорошо? - спросил очевидное Фрой. - Я могу чем-то помочь?
- Нет, не можете, - ответила она.
Когда начало темнеть, месье Дюран принес лампы на столики посетителей, оставшихся на улице. Фрой повернул набросок к девушке и подвинул к ней лампу. В ее свете лицо девушки походило на застывшую маску.
- Взгляните. Работа еще не закончена, но за ночь я дорисую.
Девушка проявила весьма слабый интерес к своему изображению.
- Вы можете ее забрать хоть завтра, - продолжил Фрой. В ответ он получил короткий кивок, сделанный, в первую очередь, чтобы он отстал. Только вот он отставать не собирался.
- Я сейчас расплачусь за ужин и провожу вас, куда скажете, хорошо? - Фрой быстро поднялся, очень рассчитывая, что заслужил хотя бы небольшое доверие. Никого из официантов поблизости не оказалось, пришлось идти внутрь кафе, чтобы отдать деньги хозяину. Фрой отсутствовал не больше минуты, но когда он вернулся, девушка уже ушла. На столе лежали шляпка и перчатки, а на стуле - сумочка. Луиза оставила все свои вещи. Тидолл завертел головой, пытаясь определить, в каком направлении скрылась его новая знакомая, спросить было некого. Они с Луизой оказались последними посетителями. Выбрав Новый Мост, он не ошибся, увидев знакомый силуэт впереди себя.
- Луиза, подождите! - крикнул он ей вслед, но звук словно поглотила темнота. У Фроя по спине побежали мурашки, и волосы на затылке зашевелились. Фонари на мосту горели слишком тускло - желтые смазанные пятна, не дающие света. Что там дальше, за рекой, невозможно было рассмотреть. И никого поблизости, ни музыкантов, ни нищих, просящих подаяние, ни случайных припозднившихся прохожих. Пересилив себя, Тидолл преодолел последние метры, остававшиеся до моста. Над третьем арочным пролетом черной громадой высилась карета с парой лошадей. Кучер в темном плаще и широкополой шляпе сидел неподвижно, тень среди теней, лошади стояли тихо, даже ушами не прядали. Но девушка словно испарилась. Фрой утешал себя мыслью, что не слышал всплеска воды, да и люди в карете вряд ли позволили бы девушке прыгнуть. Надо было подойти и спросить, но Фрой не мог себя заставить. Ему вдруг стало так жутко, что он был готов повернуться и бежать отсюда со всех ног. Из-за кареты вышел высокий человек. Его лицо тоже было невозможно рассмотреть в темноте. Он шагнул к Фрою, но тут дверца приоткрылась.
- Папа, нам надо поторопиться, - капризным тоном произнесла маленькая черноволосая девочка.
И вслед за ее словами на набережной послышался громкий смех и веселая ругань.
- Фрой! - окликнул Тидолла знакомый голос, правда, художник сейчас точно не мог сказать, кто его зовет. - Фрой, я продал пьесу! - надрывался этот кто-то. Незнакомец обернулся на голос и быстро сел в карету. Лошади застучали копытами по мостовой, загремели колеса, но тоже как-то глухо. Через минуту на мосту оказался с десяток полупьяных приятелей Фроя, празднующих успех одного из них.
У Тидолла не было настроения праздновать, он быстро поздравил приятеля, заработавшего свой первый гонорар, и пересек мост, все еще надеясь отыскать Луизу.
Утром он вернулся в кафе за оставленными там рисунками. Начатый портрет девушки лежал сверху.
Через год Тидолл забрал его в Орден вместе с еще несколькими работами, но так и не закончил, забыв о встрече больше, чем на десять лет.
* сокращенная форма имени Луиза - Лулу
Персонажи: Фрой Тидолл, Лулу Белль
Рейтинг: G
Дисклеймер: все Хошино Кацуре
Предупреждение: предканон, скорее всего AU
От автора: спасибо missgreed за то, что текст был написан и написан так, как есть) И спасибо Sonata7 за стихотворение в эпиграф.
читать дальше
Уходит женщина во мрак.
Безлюдный мост. Пустой кабак.
Не знают стёкла, почему
От них она идет во тьму,
Зачем так злобен за спиной –
Лишь обернуться – свет стеной,
Но в зеркалах открытий нет –
И лучше в спину этот свет,
Чтобы глаза наелись тьмой
Над набережною немой...
(В.П. Бетаки)
Безлюдный мост. Пустой кабак.
Не знают стёкла, почему
От них она идет во тьму,
Зачем так злобен за спиной –
Лишь обернуться – свет стеной,
Но в зеркалах открытий нет –
И лучше в спину этот свет,
Чтобы глаза наелись тьмой
Над набережною немой...
(В.П. Бетаки)
Кто и когда сказал, что художник должен быть голодным? Фрой Тидолл категорически был с ним не согласен. Попробовали бы работать на голодный желудок - тогда хорошо выходят натюрморты и ничего больше. Тидоллу же хотелось видеть еду не только на столе перед мольбертом, но и обонять ее, и ощущать во рту вкус, а в желудке приятную тяжесть. Он упорно искал заказчиков, как и всякий начинающий живописец не гнушаясь даже портретами левреток и пуделей, но грезил о том дне, когда ему не пришлось бы заботиться о хлебе насущном. Нет, не дам с тройными подбородками хотел Фрой рисовать, и не стены в богатых домах толстыми пастушками расписывать. Он мечтал посвятить себя настоящему искусству.
Но конкуренция в Париже была такова, что приходилось хвататься за любой заработок. В свободное время, которого было, пожалуй, даже слишком много, Тидолл рисовал для души. У него уже скопилось такое количество готовых картин с пейзажами и портретами случайных людей, что они грозились выжить его из угла, который Тидолл снимал у знакомого музыканта. Поляк Франтишек был таким же ярым служителем своей музы, как и сам Фрой, поэтому молодому художнику часто приходилось бежать из своей маленькой комнаты, спасаясь от благозвучных, но слишком уж навязчивых созвучий. Он говорил себе, что свежий воздух и солнечный свет полезен для здоровья. Гуляя по Елисейским полям, или вдоль Сены, поднимаясь на Монмартр, Фрой наблюдал за людьми. Он привычно отбирал для себя характеры и типажи, и иногда даже останавливаясь и что-то наскоро набрасывая углем на бумаге, которую всегда носил с собой; сцены городской жизни, шаржи, характерные портреты, просто зарисовки - все, что захочется. Свободный художник собирает чужие маленькие жизни. Забавная вещь, представляя себя состоявшимся и именитым художником, Фрой уже заранее сожалел об этом времени, когда никому и ничего он не был должен. Только самому себе – завтрак, обед и ужин, - и знакомой кошке из сада прелестной парижаночки за углом островерхого дома его польского друга. Мысли были не новы и приходили тогда, когда в кармане оставалось не так уж много денег, правда в этот раз жизнь не казалась совсем безрадостной. В Париже была весна.
Удивительно, как смена времен года меняет облик города и горожан. Почти пару месяцев назад зимний Париж представлял собой весьма унылое зрелище. Серый, белый и черный. Эти цвета надоели настолько, что глаз радовался любому яркому пятну расцвеченной витрины магазина и театральных афиш. Но вот Париж весенний – совсем другое дело! Он не надоедал никогда. Он был как сама весна: легкий, наполненный запахами, звуками, легким шепотом и ожиданием чего-то невероятно прекрасного, солнечным и постоянно меняющимся. Париж весной расцветал. Уличные музыканты выползли из своих зимних квартир, а многие и из-за парт консерватории, пользуясь благодушным и щедрым настроением парижан. Уличные торговцы, словно очнувшись ото сна, соревновались друг с другом в остроумии и красноречии, расхваливая товар. Студенты, самый бедный и самый свободный народ, обосновались в парках и на набережной, громко обсуждая все на свете, в то время, как в полутемных лекционных залах оставались преподаватели и те, кто не признавал законов веселой жизни. Да и сами парижане удивительно менялись, особенно женщины. Они дарили улыбки даже незнакомым мужчинам, вертели в тонких пальцах первые цветы и белые цветущие веточки, прикрепляли их на шляпки и шли, окутанные ароматом весны, являя собой ее полное воплощение. В этот период Тидолл был готов работать, не покладая угля и кисти, и совершенно бесплатно. Денег в его кармане хватило бы на пару обедов и пару бутылок не самого плохого вина, а, может, даже на маленький букетик фиалок, поэтому жизнь все еще была прекрасна и удивительна.
Солнце понемногу клонилось к закату, делая свет плотным и золотым. По мощеным улицам грохотали повозки, людская толпа шумела и плавно текла по городским улицам. Фрой не спеша дошел до любимого маленького кафе "Brioche dorée", расположенного неподалеку от Нового Моста, на пересечении набережной Конти и улицы Генего. Хозяин кафе обновил вывеску и уже неделю как вынес плетеные кресла и столики с накрахмаленными белыми салфетками на улицу под расцветающие деревья, заботливо выращенные хозяином. Месье Дюран был родом из деревни. Фрой не имел понятия, какие обстоятельства вынудили его покинуть родную ферму в Нормандии, но знал из долгих задушевных разговоров за бокалом коньяка, что тот скучает по своим садам. Из распахнутых окон и двери заманчиво пахло кофе и свежей выпечкой. Мадам Дюран пекла прекрасные булочки, лучшие на всем левом берегу Сены. Фрой для начала заказал чай и несколько пирожков. Он пока не торопился уходить. Дома сочинял музыкальную партию сосед, осчастливленный явлением музы, планов на вечер так и не нашлось, поэтому Фрой достал бумагу и уголь и принялся рассматривать посетителей на предмет присутствия интересных лиц и типажей. По набережной неторопливо прогуливались люди, и его внимание привлекла молодая женщина, уже некоторое время бесцельно гуляющая от моста до конца квартала и обратно. Опытный глаз художника мгновенно выделил из толпы почти идеально правильные черты лица, пропорциональную и очень женственную фигуру. Девушка была не просто хороша, она была действительно красива. Ее длинные светлые, чудесного солнечного оттенка волосы были перевязаны красной лентой, на голове маленькая шляпка с букетиком бумажных цветов. Она была одета в легкое короткое бордовое пальто с медными пуговицами и высоким воротником и коричневое платье, руки в тонких кожаных перчатках крепко сжимали маленькую сумочку. На вид ей было немногим больше двадцати лет. Она шла, словно не замечая проходящих мимо людей, те сами огибали ее. И двигалась немного странно: медленно и плавно, держа спину и голову неестественно прямо. Иногда он заходила на мост и проводила там некоторое время, а потом снова спускалась на набережную. Фрой понаблюдал за ней некоторое время, потом все же встал, положил папку с зарисовками на стол, не забыв прикрыть от любопытных глаз, и быстрым шагом направился вслед за девушкой. Нагнал он ее уже на мосту, где она остановилась полюбоваться на реку, но слишком уж сильно перегнулась через парапет, словно пытаясь рассмотреть что-то в глубине реки или увидеть свое отражение в воде.
- Добрый вечер, мадмуазель, - поприветствовал он. Девушка медленно выпрямилась и повернулась к нему. Вблизи она казалась еще более красивой, но выглядела больной: бледная кожа, сухие блеклые губы и зрачки неестественно узкие. Первое, что мог предположить Фрой, - она принимает опиум. Не такая уж редкость среди молодых и красивых девушек, имеющих привычку прогуливаться по улицам в одиночку.
- Мадмуазель, меня зовут Фрой Тидолл, - представился он, но в ответ получил равнодушный взгляд. Его или не услышали или не поняли, но в любом случае мадмуазель нуждалась в помощи.
- Вам помочь? - продолжил он, говоря простыми фразами и достаточно четко, потому что его южный акцент при быстрой речи не всегда был понятен собеседнику.
В темных глазах промелькнуло что-то наподобие понимания.
- Нет, - последовал отказ. Голос у нее был приятный, низкий и грудной.
Тидолл задумался, достал из внутреннего кармана очки.
– Я художник, рисую портреты, - то, что портреты в основном животных, он уточнять не стал. - У вас очень интересное лицо, не могли бы вы уделить мне хотя бы час вашего драгоценного времени?
- Я не вижу у вас бумаги, - к его немалому удивлению, девушка все еще могла осмысливать действительность.
- Оставил в кафе, - Фрой махнул рукой в сторону цветущих деревьев, и отпустил ее. - Как вас зовут?
- Луиза*, - отозвалась она.
Вернувшись в "Brioche dorée", Фрой заказал чай для девушки, а сам достал чистый лист и уголь, действительно собираясь рисовать. Правильные, красивые лица рисовать просто, гораздо сложнее придать им выражение. В действительности Фрой, когда учился в Академии, избрал своей специализацией пейзаж, а не портрет, поэтому иногда ему было сложно правильно передать нужное настроение на рисунке. Разговор никогда не мешал работе, поэтому он старательно вспоминал услышанные от друзей или прочитанные в журналах забавные истории и случаи из жизни. Луиза в беседе почти не участвовала, коротко отвечая на вопросы, если они были. Она допивала вторую чашку чая, но от пирожного отказалась, зато одобрила ароматный кальвадос. Казалось, постепенно она оживала, но все чаще прикасалась тонкими пальцами к вискам.
- Вам нехорошо? - спросил очевидное Фрой. - Я могу чем-то помочь?
- Нет, не можете, - ответила она.
Когда начало темнеть, месье Дюран принес лампы на столики посетителей, оставшихся на улице. Фрой повернул набросок к девушке и подвинул к ней лампу. В ее свете лицо девушки походило на застывшую маску.
- Взгляните. Работа еще не закончена, но за ночь я дорисую.
Девушка проявила весьма слабый интерес к своему изображению.
- Вы можете ее забрать хоть завтра, - продолжил Фрой. В ответ он получил короткий кивок, сделанный, в первую очередь, чтобы он отстал. Только вот он отставать не собирался.
- Я сейчас расплачусь за ужин и провожу вас, куда скажете, хорошо? - Фрой быстро поднялся, очень рассчитывая, что заслужил хотя бы небольшое доверие. Никого из официантов поблизости не оказалось, пришлось идти внутрь кафе, чтобы отдать деньги хозяину. Фрой отсутствовал не больше минуты, но когда он вернулся, девушка уже ушла. На столе лежали шляпка и перчатки, а на стуле - сумочка. Луиза оставила все свои вещи. Тидолл завертел головой, пытаясь определить, в каком направлении скрылась его новая знакомая, спросить было некого. Они с Луизой оказались последними посетителями. Выбрав Новый Мост, он не ошибся, увидев знакомый силуэт впереди себя.
- Луиза, подождите! - крикнул он ей вслед, но звук словно поглотила темнота. У Фроя по спине побежали мурашки, и волосы на затылке зашевелились. Фонари на мосту горели слишком тускло - желтые смазанные пятна, не дающие света. Что там дальше, за рекой, невозможно было рассмотреть. И никого поблизости, ни музыкантов, ни нищих, просящих подаяние, ни случайных припозднившихся прохожих. Пересилив себя, Тидолл преодолел последние метры, остававшиеся до моста. Над третьем арочным пролетом черной громадой высилась карета с парой лошадей. Кучер в темном плаще и широкополой шляпе сидел неподвижно, тень среди теней, лошади стояли тихо, даже ушами не прядали. Но девушка словно испарилась. Фрой утешал себя мыслью, что не слышал всплеска воды, да и люди в карете вряд ли позволили бы девушке прыгнуть. Надо было подойти и спросить, но Фрой не мог себя заставить. Ему вдруг стало так жутко, что он был готов повернуться и бежать отсюда со всех ног. Из-за кареты вышел высокий человек. Его лицо тоже было невозможно рассмотреть в темноте. Он шагнул к Фрою, но тут дверца приоткрылась.
- Папа, нам надо поторопиться, - капризным тоном произнесла маленькая черноволосая девочка.
И вслед за ее словами на набережной послышался громкий смех и веселая ругань.
- Фрой! - окликнул Тидолла знакомый голос, правда, художник сейчас точно не мог сказать, кто его зовет. - Фрой, я продал пьесу! - надрывался этот кто-то. Незнакомец обернулся на голос и быстро сел в карету. Лошади застучали копытами по мостовой, загремели колеса, но тоже как-то глухо. Через минуту на мосту оказался с десяток полупьяных приятелей Фроя, празднующих успех одного из них.
У Тидолла не было настроения праздновать, он быстро поздравил приятеля, заработавшего свой первый гонорар, и пересек мост, все еще надеясь отыскать Луизу.
Утром он вернулся в кафе за оставленными там рисунками. Начатый портрет девушки лежал сверху.
Через год Тидолл забрал его в Орден вместе с еще несколькими работами, но так и не закончил, забыв о встрече больше, чем на десять лет.
* сокращенная форма имени Луиза - Лулу
@темы: Лулу Белл, Фрой Тидолл